|
Есть писатели — баловни литературной судьбы: они еще при жизни изведали признание, любовь читателей, успех, славу. Есть и другие: упредившие свое время, предвосхитившие его ожидания и самые смелые проекты, признанные через много лет благодарными потомками, не перестающими удивляться недомыслию своих дедов и прадедов.
Однако существуют и третьи: писатели с подспудной, глухой славой, разгорающейся чем дальше, тем больше. И если при жизни в таланте им не отказывали лишь самые справедливые современники, их посмертная «нужность» для всех нас позволяет произнести слово «классик». Андрей Платонов — такой писатель.
Жизненная и писательская судьба его полностью определилась революцией и последующими путями развития современного ему общества. Если прибегнуть к метафоре, то родиной для Андрея Платонова была революция, а семьей — народ, ее совершающий.
Чем необычен писатель А. Платонов? Чем вызван нарастающий во всем мире интерес к его творчеству? Наверное, особенность художественного мышления классика литературы такова, что глубоко современная проблематика его книг совпадает с древнейшими представлениями человека о мире, но дается с позиций современного личностного сознания. Человек осознал себя обитателем общего дома — человечества.
Андрей был старшим из десятерых детей в семье Платона Фирсовича Климентова, слесаря и помощника машиниста в железнодорожных мастерских. Память о нем и о матери Платонов пронес через всю жизнь. К теме семьи, к детству, к проблеме сиротства — духовного и физического — он будет возвращаться постоянно. Духовный опыт его детства несут в себе многочисленные герои платоновских повестей и рассказов — Саша Дванов, Назар Чагатаев, Никита из одноименного рассказа, наконец, дети из знаменитого платоновского «Возвращения».
Задумываясь над тем, что такое семья, Андрей Платонов пишет: «... чувству родины и любви к ней, патриотизму человек первоначально обучается через ощущение матери и отца, то есть в семье... Именно в любви ребенка к своей матери и к своему отцу заложено его будущее чувство общественного человека...».
Стоит открыть любой рассказ или повесть этого писателя, как нас вскоре пронзит печальный звук, томящийся над землей Андрея Платонова. На этой земле все умирает: люди, животные, растения, дома, машины, краски, звуки. Все ветшает, стареет, тлеет, сгорает. На всем в его мире лежит печать «замученности смертью». В повести «Происхождение мастера», являющейся первой частью романа «Чевенгур», отец главного героя Саши Дванова, рыбак, «созерцая озеро годами... думал все об одном и том же — об интересе смерти». Сосредоточенность его «любопытного разума» на этой загадке приводит к тому, что он бросается в озеро: «Втайне он вообще не верил в смерть, главное же, он хотел посмотреть, что там есть».
Я считаю, что правы те читатели Андрея Платонова, которые понимают, что его прозу пересказывать трудно, а то и невозможно. Ни занимательной интриги, ни обильной информации, ни сенсационных откровений или разоблачений нет в его произведениях. Читать Платонова вообще довольно трудно... Тогда чего же ради его стоит читать?
Если мы хотим узнать, что и как думает или может думать человек о самом серьезном и главном в самый серьезный и главный час жизни, мы откроем для себя у Платонова если не все, то многое. Главное в его прозе — мысль писателя о жизни.
Интересно, хотя и не всегда легко следить за нею, за тем, как она — неторопливая и спокойная внешне, а внутренне очень напряженная — пробивается в глубину сознания людей, к той главной жизни, которая творится в этой глубине. Ее смысл и законы стремится понять писатель и утвердить, внушить, доказать, потому что с этими смыслами и законами связаны в его глазах все подлинные ценности жизни.
Во второй половине 50-х годов, в период недолгой хрущевской оттепели, советская писательская делегация встретилась на Кубе с Эрнестом Хемингуэем. «Папу Хэма», конечно, спросили о его новой, очень тогда популярной у нас повести «Старик и море». Писатели поинтересовались, как родилось это, столь не похожее на его прежние, произведение? Великий американец охотно ответил: «Это влияние вашего гениального...». Он назвал имя писателя, не известного никому из гостей, кроме руководителя делегации Константина Симонова.
Описывая этот эпизод, Симонов свидетельствовал, что испытал жгучий стыд за себя, за коллег, за страну. И еще был удивлен. Что же его удивило? То, что Андрея Платонова он неплохо знал в годы войны, но вот произведения писателя показались ему слишком туманными и не очень нам нужными. Слова Хемингуэя заставили задуматься.
Своеобразнейший, ни на кого не похожий художник, Платонов и на войне сумел увидеть и понять свое. Его проза военных лет, фронтовые рассказы и корреспонденции с особой стороны открывают мир воюющего народа, душу человека на войне. Война для Платонова — это работа души. Вместе со своими героями писатель открывает нравственный закон: человек встает во весь рост, в нем исчезает и перегорает все лишнее, второстепенное, когда он решает вопросы жизни и смерти.
В основу его рассказа «Одухотворенные люди» положен действительный факт — подвиг моряков-севастопольцев, бросившихся с гранатами под танки, чтобы остановить врага ценою собственной жизни. Платонов увидел в этом эпизоде яркий символ: «Это, по-моему, самый великий эпизод войны, и мне поручено сделать из него достойное памяти этих моряков произведение...». Герои Платонова с полным самоотречением вершат свой тяжкий труд на войне. В поле зрения писателя — простой солдат.
Писателя увлекали не столько оперативные дела армии или фронта, сколько сами люди. Часто его можно было увидеть в землянке или окопе увлеченным солдатской беседой. Был Платонов человеком непритязательным и легко мирился со всеми неудобствами и невзгодами фронтовой жизни.
Война для Платонова так и осталась огромным потрясением, он так и не смог привыкнуть к ее повседневности, стать хоть чуточку бесчувственнее. Перегрузка памяти, души суровыми впечатлениями была столь чрезмерной, что можно сказать: и туберкулез, болезнь, унесшая писателя в могилу, — это эхо войны.
Через год после победы был напечатан рассказ Платонова «Возвращение», где писатель воззвал к совести и милосердию, посмел напомнить об этом.
Писателя не поняли и не приняли, на него обрушились обвинения в клевете, очернительстве. И теперь до конца жизни — забвение и нужда. М. Зощенко в те годы сапожничал, А. Платонов служил дворником в Литературном институте. Мало того, оставив непослушного писателя на свободе, репрессировали его сына — студента, который вернулся из лагерей на последней стадии скоротечного туберкулеза.
Ничто у Андрея Платонова не случайно, все масштабно и значимо. И нам сегодня в осложнившихся до предела межнациональных отношениях очень пригодился бы духовный опыт Назара Чагатаева, героя повести «Джан», героев рассказа «Песчаная учительница» и других «интернациональных» произведений русского писателя.
Новое мышление приходит к нам долго и трудно. Так шел к нам Андрей Платонов. На этом пути он захватывал в орбиту своего доброго и высокого притяжения таких разных, но созвучных ему художников, как тот же Хемингуэй или Чингиз Айтматов. По мере выхода книг А. Платонова растет наше понимание великих ценностей, которые он раскрывает в нас самих и вокруг. Разрыв между читателем и писателем был насильственным. И сегодня, соприкасаясь с миром Андрея Платонова, мы испытываем радость взаимного узнавания.
Похожие сочинения
| 
